Абай – гений земли казахской

№16 колледж
Сариева Бақтыкүл Жұмабайқызы студент группы Тұ-43
преподаватель русского языка Парманкулов Қанат Жаксымбекович

Абай Кунанбаев - великий поэт, писатель, общественный деятель, основоположник современной казахской письменной литературы, реформатор культуры в духе сближения с русской и европейской культурой на основе просвещенного либерального ислама.

Абай родился 10 августа 1845 г. в Чингизских горах Семипалатинской области (по нынешнему административному делению) от одной из четырех жен Кунанбая, старшего султана Каркаралинского окружного приказа. Семья Абая была потомственно аристократической, и дед (Оскенбай) и прадед (Иргизбай) главенствовали в своем роду в качестве правителей и биев. Ему повезло в смысле семейного уюта и домашнего воспитания, поскольку и мать Улжан и бабушка Зере были чрезвычайно обаятельными и одаренными натурами. Именно с легкой руки матери данное отцом имя "Ибрагим" было заменено ласкательным "Абай", что означает "осмотрительный, вдумчивый". Под этим именем он прожил всю свою жизнь и вошел в историю.

Начатое в раннем детстве приобщение к устному творчеству народа и домашнее обучение у муллы было продолжено в медресе имама Ахмед-Ризы. Одновременно он учился в русской школе и к концу пятилетней учебы начинает писать стихи. С 13 лет Кунанбай начинает приучать Абая к административной деятельности главы рода. Ему пришлось вникнуть в межродовые тяжбы, ссоры, интриги и постепенно он испытал разочарование к административно-политической деятельности, что привело к тому, что в возрасте 28 лет Абай отходит от нее, целиком занявшись самообразованием. Но только к 40 годам он осознает свое призвание как поэта и гражданина, в частности, поставив под стихотворением "Лето" свое имя (ранее он приписывал свои сочинения другу ДжантасовуКокпаю). Значительным импульсом в раскрытии высоких потенций Абая в этот момент стало его общение с ссыльными русскими, с Е.П. Михаэлисом, Н. Долгополовым, С. Гроссом. Обращение Абая к русской культуре, испытавшей в XIX в. свой период "бури и натиска" в литературе и искусстве, оказалось тем более естественным, что в восточной традиции поэтическое слово ценилось чрезвычайно высоко. Абаю оказалась близка поэзия Пушкина, Лермонтова, Гете и Байрона. Он в своих переложениях их на казахский тонко передавал дух переводимых стихов и адаптировал к мироощущению соплеменников.

На протяжении 20 лет чрезвычайно разносторонне расцветает гений Абая, он завоевывает необычайный авторитет, огромную и доселе в степи не встречавшуюся популярность. К нему стекаются акыны, певцы, композиторы, вокруг него толпится талантливая молодежь, создается социально-философская и литературная школы.

Но Абай как властитель дум вызывает дикую зависть, бешенное озлобление, проявившееся в самых коварных формах. Последние удары судьбы связаны со смертью Абдрахмана и Магавьи. Он отверг лечение недуга и добровольно обрек себя на смерть. Он похоронен около своей зимовки в долине Жидебай, вблизи Чингизских гор, на 60 году жизни.

Я с утеса кричал,

Мне простор отвечал -

Отвечали горы и дол.

Но услышав звук,

Я искал вокруг:

Как, откуда тот звук пришел?

Был все тот же утес иной, -

Отклик есть, но отклик пустой.

* * *

Велика у меня,

Широка родня, -

Одиноким быть нет причин,

Велика семья, но не понят я

И живу средь людей один.

Как могила шамана, я

Одинок - вот правда моя!

Нельзя полностью понять трагическое ощущение одиночества, испытанное Абаем, без учета двух обстоятельств. Первое и самое принципиальное обстоятельство состоит в импульсе к преобразованию культуры народа, который Абай дал. Речь идет прежде всего о словесной культуре, о поэтической традиции. Казахская специфика фольклора, несмотря на свою традиционность, и до Абая не исключала индивидуального творчества, о чем свидетельствуют сохранившиеся имена акынов, певцов, сказителей, композиторов, импровизаторов, мастеров поэтического состязания. Абай во все это привнес совершенно новое качество. Он влил в культуру казахов целый поток образов, форм (сатира, лирика, откровения, пейзажная лирика, исповедь) сюжетов, идей из иных культур и традиций, что означало включение казахской культуры в мир большой культуры классических цивилизаций и привитие свойственных последним духовных опытов к традиционной культуре казахов. В числе этих ино-культур и арабская культура в таких ее крупнейших документах как "Коран" и "Тысяча и одна ночь", а вместе с ней эллинистическая традиция Аристотеля и Александра Македонского. Затем тысячелетняя персидская культура и литература, которая в традиции семьи Абая вошла в его сознание с детства и закрепилась сознательным обращением к творчеству Фирдоуси, Саади, Низами, Навои, Физули. Совершенно новым, дотоле неизведанным был для казахов до Абая мир русской культуры в связи с европейской культурой и европейской традицией. Но опорой восприятия Запада является глубоко осознанный Восток, приверженность исламу.

Есть сюжеты, которым самой судьбой предназначено кочевать. Подобно мифу об одноглазом чудовище, перенесенном из степи в Средиземноморье в виде гомеровского Полифема, один из сюжетов Гете через российские равнины дошел до степных кочевий в виде известных переложенных Абаем на музыку стихов. Лермонтов перевел гетевскую "Ночную песнь странника", от этого и оттолкнулся Абай в своей элегии "Карангытунде тау калгып". Такие совершенно разные культурные пласты были Абаем органически претворены и органически приживлены к древу казахской традиции. Именно в этом творческом сплаве - сила Абая, мощь его культурного воздействия, ни с кем не сравнимая всенародность творчества. Вызывает удивление сходство казахского песенного творчества с оперным искусством, но оно становится вполне понятным к контексте импровизаций Абая. Сказанное о вкладе Абая в казахскую культуру будет не до конца логичным, если мы не упомянем того, что творчество Абая не замыкается рамками сохранившихся текстов и мелодий, а включает в себя могучее воздействие его личности. Он выступал в качестве советника, рассказчика, ненавязчивого наставника, учителя, организатора неофициальной школы талантливых литераторов, просветителя, который в беседах, в разговорах щедро делился прочитанным, продуманным.

Все сказанное, казалось бы, говорит о прочной нерасторжимой творческой связи с окружением, с народом, о встречных потоках симпатий и откликов, исключающих саму возможность трагического одиночества. Но жизнь, как правильно заметили наши предки зороастрийцы, не состоит из одних только светлых начал, в ней есть место для темных сил зла, которые неустанно стремятся изничтожить добро. Раньше подобные ситуации объяснялись достаточно просто, чем и подкупались умы неискушенных и даже искушенных людей. Говорилось, к примеру, что есть царские администраторы, которым не нравилась сатира и критика Абая, связь его с политическими ссыльными. Есть местная правящая верхушка, которая возненавидела Абая за его любовь и сострадание к обездоленным. Прекрасная схема, но слишком упрощенная и далекая от жизни. В ней, в жизни, все гораздо сложней и страшней. Ведь верно было сказано еще в древности, что "в своем отечестве нет пророка". Плотным кольцом сомкнулись вокруг Абая его ненавистники и недоброжелатели, мелкие завистники и "большие люди из верхов", которые по традиции считают себя "властителями дум". Поистине великий человек, "благородный муж", и остается им в противовес, по выражению Конфуция, "мелким человечкам".

К порывам юные сердца зову

Я человечность ставлю во главу.

Кто корыстолюбив и бессердечен,

Тот мелкий человек по существу.

Разве безжалостные строки о человеческих пороках казахов не стоит обратить к сегодняшнему дню?

За деньги рады все позорить и чтить,

Мгновенно в любой перекрасившись цвет.

Надо представить себе казахское общество абаевской эпохи в целом. Это - прежде всего колония со всеми атрибутами смеси имперской и колониальной психологии, чванством, самодурством, лизоблюдством, наглостью, внутренней ущербностью. Но это одновременно традиционное общество, где вся жизнь человека на виду, где человека не оставляют в покое с его заботами и переживаниями, а постараются залезть в самую душу, внести семена подозрений и вражды, сплетен в ближайшее окружение. Невидимый человеческому глазу айсберг несовместимости с подлинным величием, большим человеческим сердцем на поверхности всплывал полицейской слежкой, сыском, враждебными действиями, вплоть до покушения на жизнь, клеветой и доносам. Воистину был прав Лермонтов: восстал он против мнений света один как прежде и убит. Но творчество Абая при всей его трагичности, вопреки превратностям судьбы, вопреки всем ненавистникам, крепко вросло в толщу народного сознания и продолжает питать его плодотворными импульсами. Не удалось противникам Абая самое страшное, чего хотели они добиться: сомкнуть кольцо вокруг поэта так, чтобы слово его осталось безответным. Они просчитались в главном. Слово Абая не могло остаться абсолютно неуслышанным.

Особое место в творчестве Абая занимает "Кара соз". Под этим наименованием объединены 45 "Слов" - небольших законченных фрагментов, выраженных в тщательно, художественно стилистически обработанной прозаической форме. Это и непосредственное обращение к читателю, откровенный разговор - собеседование, это и "ума холодных наблюдений и сердца горестных замет", это и философия жизни отдельного человека на фоне судеб народа. Термин "кара" (черный) в сочетании с термином "соз" (слово) чрезвычайно многозначен: это и обозначение прозы в отличие от рифмованной речи и текста, это и обозначение печали, и, наконец, обозначение, идущее от тюркской традиции, важного, значительного, первостепенного. "Кара соз" по жанру близки к тому, что в чингизовской традиции называлось "биликом", метким изречением, рассказом о жизненном примере, имеющим значение образца. По европейской традиции, это жанр "максим", "афоризмов", "бесед". А по сути "Кара соз" - исповедь. Данное на русском языке название этого произведения "Слова назидания" звучит сухо моралистично, менторски-наставительно. Но с ним приходится считаться как с высказыванием перед лицом мира и прежде всего своей собственной совестью, жанр, известный в мировой литературе со времен Марка Аврелия, Петра Абеляра, Блеза Паскаля и Жан-Жака Руссо. Но для тюркской литературы и казахской в особенности в силу преимущественно эпического характера, - но не только - "обнажение души", обнаруженное в "Словах назидания" - явление беспрецедентное. Исповедь - чрезвычайно ответственный жанр. Он требует от писателя предельной честности и искренности, здесь противопоказаны малейшая фальшь и рисовка.   Абай хочет, чтобы его голос не был гласом вопиющего в пустыне. Канва повествования начинается с зачина, казалось бы, сугубо индивидуального: "Хорошо ли я прожил до сегодняшнего дня, но пройдено не мало… Но вот когда уже виден конец пути, когда обессилел и устал душой, я убеждаюсь в бесплодности своих благих стремлений, в суетности и бренности человеческой жизни". Так подводит Абай итог собственной жизни и объясняет решение записать "свои мысли". "Может быть, кому-то придется по душе какое-нибудь мое слово и он перепишет его для себя или просто запомнит, и если нет - мои слова, как говорится, останутся при мне". Но трагизм ситуации не в обычной сентенции по поводу бренности жизни и свойственной ей суете сует. "Хоть и существую я, но поистине мертв. Не могу разобраться, в чем причина: то ли в бессильной досаде на сородичей, то ли в отверженности от самого себя, то ли еще в чем-то. По внешнему виду я вполне здоров, изнутри же мертв. Смеюсь ли, не чувствую радости. Что ни делал, говорю ли, смеюсь ли - все это как совсем не мое, а кого-то иного".

Такая опустошенность обозначает, что человек не получает извне духовных откликов, что не обнаружилось никаких проблесков, никаких опор для уверенности в возможностях окружения.

Суровый счет, предъявленный поэтом своим братьям-казахам, мало что оставляет для утешения. Абай откидывает в сторону всякие внешние обстоятельства и разговор заводит по существу тех ценностей и ориентиров, которые заводят казахов в тупик: ложное самомнение в превосходстве над другими, праздность, леность, индивидуализм и групповщина, мелкое тщеславие, зубоскальство и глупый смех, потеря совести и высоких стремлений, отсутствие согласия и единения, почтение к ворам, злодеями м мошенникам… Откуда вошел в кровь "гордого степняка" целый сонм этих дурных качеств? И это ли есть "мой народ, который я люблю и к сердцу которого я ищу тропу?" Поэтому в упомянутом девятом Слове речь идет не просто о личном духовном самочувствии, а о состоянии и судьбах народа. "Не пойму" - пишет Абай - как я "отношусь к своему народу… питаю к нему неприязнь или люблю? - Если б любил, то без малейшего сомнения одобрил бы его нравы и среди всех черт нашел бы хоть одну, достойную похвалы. Моя любовь не давала бы погаснуть вере, будто мои соплеменники обладают качествами, присущими великому народу. Но нет у меня этой веры.

Основное чувство, пронизывающее "Слова назидания" - это боль по поводу неразвитости основной части и надежда, вера в могущество разума и внутренних потенций, накопленных историей. "Кто отравил Сократа, сжег Жанну д' Арк, распял Христа? - спрашивает поэт. - Толпа. Значит, у толпы нет ума. Сумей направить ее на путь истинный. Чтобы народ перестал быть толпой, нужны образованные люди, пекущиеся о народе, необходимо возникновение потребности в культуре и самообразовании. Все эти процессы потребуют целеустремленности, махом не перескочишь к высотам культуры. Человек должен как минимум освободиться от нужды в хлебе насущном, ибо только в виде исключения, редчайшего случая кто-то способен преодолеть все препятствия, замыкающие человека в рамки борьбы за существование. Главное в процессе обучения состоит в том, что оно должно принести ученику радость познания. Поэт протестует против "насилия со стороны родителей и мулл, которые убивают в детях искренность".

В педагогической системе Абая первостепенное значение отводится нравственному примеру и языкам. Через родной язык впервые открывается окно в мир. Широта взглядов, общечеловечность обязывает изучать языки других народов.

Испытанный им самим путь приобщения к европейской культуре Абай пропагандирует как всеобще значимый путь приобщения к достижениям европейской цивилизации. "Знать русский язык - значит открыть глаза на мир" - говорит Абай в 25 Слове.  "Знание чужого языка и культуры делает человека равноправным с этим народом, он чувствует себя вольно, и если заботы и борьба этого народа ему по сердцу, то он никогда не сможет оставаться в стороне". Отталкиваясь от общего правила, что тот, кто способен воспринимать чужую культуру, делает шаг к более широкому взгляду на мир, учится самокритичности и к преодолению ограниченности, Абай еще раз настаивает: "Русская наука и культура - ключ к осмыслению мира и, приобретя его, можно намного облегчить жизнь нашего народа. Например, мы познали бы разные, но в то же время честные способы добывания средств к жизни и наставляли бы на этот путь детей, успешнее боролись за равноправное положение нашего народа среди других народов земли". Именно в концовке этой фразы, в призыве бороться за "равноправное положение нашего народа среди других народов" лежит самый глубокий корень того обстоятельства, что последующее за Абаем поколение интеллектуалов, объединившихся вокруг Алаш-Орды, воспринял Абая как свою духовную предтечу, как духовного вождя возрождения казахской нации. Это АлиханБукейханов, МиржакипДулатов, АхметБайтурсынов, Магжан Жумабаев, вся блестящая плеяда талантливых деятелей начала и первой трети ХХ века, уничтоженных безжалостной рукой большевистской опричнины. Двигаясь в русле абаевского наследия, последователи Абая смогли поднять его на новую высоту. Прежде всего они создали круг интеллектуального общения, то, чего не доставало Абаю, чувствовавшему себя в духовном вакууме. Абай как Валиханов и Алтынсарин, по сути дела действовали в одиночку, предпринимая индивидуальные усилия. Во-вторых, продолжатели заветов Абая связывали общие нравственные требования с конкретной политической программой обретения независимости и социально-экономического прогресса. Эта высота была утрачена за годы тоталитарного режима. Возврат к ней на новом витке истории, когда Казахстан юридически обрел независимость, был бы лучшим памятником Абаю.

Первым, кто способствовал сбору и изданию полного собрания сочинений, своду данных о жизни и деятельности Абая, был КокбайЖанатай-улы (1864-1927). Громадная работа по всем линиям абаеведения принадлежит М. Ауэзову. Помимо сугубо научных исследований жизни и творчества классика казахской литературы он благодаря роману "Абай" запечатлел свое имя подле Ибрагима Кунанбаева.

---

Әлеуметтік желілерде бөлісіңіз: