Время не ждет

Речь, произнесенная на общереспубликанской конференции обществоведов в Алма-Ате в декабре 1990 г.

Товарищи!

Хотим мы этого или не хотим, но приходится признать: вот уже шестой год не можем мы перейти из одного состояния в другое. Накрепко засевший в организме общества политический «остеохондроз» никак не дает сколько-нибудь продвинуться вперед.

Но давно ставшие привычными для нас политическое легкомыслие и легковерие успели всерьёз настроить нас не только на лёгкий подъём, но и на успешное преодоление значительной дистанции с определёнными барьерами.

Однако не секрет, пока из этого ничего путного не получается, кроме все усиливагощейся перебранки, всеобщего стона и рыдания.

А мы, общественная мысль, ученые-обществоведы и политические публицисты, настолько увлеклись политической патоанатомией, установлением диагноза политическим смертельным исходам прошлого, что даже не сумели своевременно точно определить наличие всего того, что необходимо было обществу для подобного решительного рывка вперед.

Оказывается, по утверждению Адама Смита, для осуществления такого предприятия по крайней мере необходим мир, легкие налоги, терпимость в управлении, а наш современник нобелевский лауреат Я. Тинберген считает возможным подобное лишь при прочном международном мире, максимальном выпуске продукции на душу населения, полной занятости, уравновешенности денежной системы, улучшении распределения общественного продукта между социальными группами, эмансипации слоев, не пользовавшихся ранее равноправием, большой индивидуальной свободе.

Как известно, мы на сегодняшний день располагаем из всего этого только последними двумя. А опыт наших дней показывает, что большая индивидуальная свобода, эмансипация слоев, не пользовавшихся ранее равноправием, то есть правовые гарантии, не подкрепленные экономическими гарантиями в виде полной занятости, достатка товаров на душу населения, уравновешенности денежной системы и распределения общественного продукта между социальными группами больше ускорит самовыкидывание общества, нежели его самосовершенствование.

Наша с вами общая вина перед обществом заключается не только в этом. Но и в том, что не смогли не поддаваться соблазнам апеллировать на любом сложном зигзаге происходящей в обществе борьбы за власть к известному методу, точно определённому в своё время Зигмундом Фрейдом, эффектом перенесения «агрессивных наклонностей бедных людей на богатых», сознательного педалирования на всевозможные болевые точки неудовлетворенных потребностей у людей, в отдельности, массы в целом.

А у нас чего-чего, подавленности хватило во всем. И все они в нужный час выступили активными детерминантами взрывного поведения в обществе. Слишком быстро и резко утратившие застоявшиеся иллюзии массы стали настаивать на непременном предоставлении того, что годами громогласно обещалось: социальной справедливости – людям, свободы, и равноправия – народам, подлинного суверенитета – республикам.

Предельный драматизм наших дней обусловлен и тем, что подобные требования даже в наше сверхдемократичное и гуманизированное время даже у политиков и интеллектуалов самой первой величины не вызывают ничего, кроме недвусмысленной ухмылки на губах.

Не это страшно само по себе... Страшно то, что все усугубляющийся социальный взрыв может не ограничивать только верхним, так сказать, надстроечным слоем общественного бытия. Велика опасность того, что он проникнет и в базисные пласты. Не дай бог, только тогда сполна раскрывается разрушителыіый эффект перенесения «агрессивных наклонностей бедных людей на богатых». Ведь мы хорошо знаем, к чему привел однажды ғнев неимущих. Это еще тогда, когда имущественная неравномерность складывалась веками, исторически. Как отзовется она тогда, когда сознательно вызвана в жизнь в результате определённого процесса, на глазах у всех?

На мой взгляд, самое главное на сегодняшний день, это то, чтобы как следует болела у всех у нас голова.

Как выйти Казахстану, с как можно с меньшими потерями, из такой весьма пикантной ситуации? Ведь в Казахстане, где преобладало и преобладает экстерриториальное, ведомственное хозяйствование, где население практически изначально от стратегии и тактики освоения края, при рынке трудно будет не только ленивым и неорганизованным. Разве стартовые возможности 45 процентов населения, все цело зависимого от 23,4 процентов трудоспособных, занятых до сих пор зависимым от погоды малоквалифицированным сельхозтрудом, равны со стартовыми возможностями остальных 55 процентов населения, пытающихся трудом почти 77 процентов трудоспособных, обеспеченных наиболее квалифицированным индустриальным и интеллектуальным трудом. Как после этого тому, каждому шестому, находящемуся уже за чертой бедности, по расчетам прошлого года, не оказаться вдруг именно селянином?! Боюсь, такая черта может пролегать и между этническими группами. Например, 70 процентов коренного населения – аулчане. Там детей до 15 лет в 2-3 раза больше, чем в городе. А современный аул – это 30-40 тысяч голов овец. Их раздадим трем-четырем, от силы десяти фермерским семьям. А остальным тремстам-четыремстам семьям куда податься? В промышленность? Там даже без приватизации сделано все, чтобы не подпускать никого из окрестности.

Мы вправе тут ждать дельных советов от наших обществоведов.

Что они неотложно предлагают для гармонизации интересов населения с ресурсами территории, инвентаризации имеющегося потенциала, определения путей его оптимальной реализации, выработки вызываемой этим технологической переориентации, тщательной разработки квалифицированной раскладки трудового контингента, формирования четко выверенной политики занятости, с балансировки персонифицирования находящейся на территории собственности с жизненными интересами потенциальных производителей? Бедь только создавая равные возможности для гарантированного доступа к квалифицированному труду, для получения соответствующей доли социальных благ из произведенного общественного продукта, достижимо жизненно важное для всех нас гражданское согласие в обществе.

Немало в этом зависит от правильной реформации структуры власти. Власть отныне почти не нужна для производителя. Она нужна прежде всего потребителю. Ибо чем раскованнее будет вести себя рынок тем сильнее должна стать социальная политика. Кем будет вырабатываться с осуществляться она, особенно на местах, среди людей?!

Вот где еще необходимо самое активное участие общественной мысли. Тем более, когда идем к местному самоуправлению. Тем более в условиях Казахстана, где каждая область – огромное политическое пространство со всеми проблемами современного развития. Тем более при нынешней возрастающей опасности регионального сепаратизма, всевозможных диссонансов между производителем одного региона и потребителем другого. Слишком велик на местах соблазн удельного княжения. Как не допустить это? Только ли закручиванием гаек? Только ли экзогенно, а не эндогено? Сполна ли мы использовали или только собираемся использовать весь демократический арсенал управления? Вот где, как воздух, ныне нужно оперативное усердие общественной мысли.

К сожалению, ко многому новому мы идем всленую. Время торопит, а наука по прежнему не спешит. Больше следит за движением руководящих бровей, чем за живыми процессами.

Неужели опять для того лишь, чтобы потом завтра, после их ухода, показать им, где раки зимуют?

Такую выжидательную позицию общественной науки можно объяснить многими объективными причинами. В том числе и вопросами материально-технического и финансового обеспечения.

Понимать-то это понимаю. Но такое мне все равно напоминает профессиональную чопорность того медика, который бездействовал рядом с агонизирующим больным, ожидая создания идеальных условий для операции, а когда создали это, ему ничего не оставалось делать, кроме вскрытия трупа.

Благодарю за внимание.