Өлең, жыр, ақындар

Проблема политических, социальных, исторических тенденций развития исторической науки

Из новых направлений изучения истории идей в XXI в. наибольшее внимание привлекают «связанная», «совместная» или «интегрированная» истории и «перекрестная история», входящие в сферу «истории отношений» и транснациональной истории. Создатели последней (Д. Телен, Т. Бендер, И. Тайрел, Р. Келли) противопоставили гегемонистскому идеалу универсальной истории (прежде всего американской) – историю «пучков отношений», т.е. многообразных, взаимосвязанных процессов, объединяющих общества, культуры, цивилизации.

Транснациональная история стремится понять идеи, явления, народы, практики, пересекающие национальные границы, в сложных контекстах, созданных этим процессом. Она пытается дистанцироваться от единственно «научной» точки зрения, от доминирования одного понятийного аппарата над другим. Недаром австралийские приверженцы расценивают ее как революцию в понимании прошлого.

Связанная история конкретизирует то новое, что в 1970-е гг. внесли антропологический, культурный и прагматический повороты, стратегия параллельного исторического изучения двух или нескольких связанных объектов, принадлежащих к разным культурам. В сущности, речь идет о «насыщенном описании», как его понимал К. Гирц, включающем в себя не только передачу информации, но и разрывы в ней, возникающее (а подчас и теоретически оформленное) недопонимание или нежелание понимать. Но культура в данном случае интерпретируется не структуралистски, а акционалистски, с учетом активности субъекта деятельности. В центре внимания находятся «сложные общества», мультикультурные социальные образования, которые изучал Э. Вульф, например, колонии европейских стран, метрополии или различные формы международных сообществ, находящихся в более или менее плотных взаимоотношениях. Связанная история сразу вышла на идею цивилизации, изучая развитие идеи и практики цивилизаторства (культуртрегерства), прежде всего на границе с интернациональной историей. А. Конклин, М. Коскенниеми, К. Холл и Дж. Питтс анализируют проблему формирования во внешней политике европейских держав представлений о цивилизаторской миссии стран Запада в XIX в. Правда, речь идет не столько об идее цивилизации как таковой, сколько о манипулировании программой цивилизаторства в конкретных политических обстоятельствах. А исследования по истории идей скорее освещают линейные процессы трансфера и рост познавательных возможностей теории цивилизации.

Проблема связанности историй в ставится в самых разных контекстах. У Я. Ассмана и М. Ротберга речь идет о путях преодоления конфликтогенных форм культурной памяти, о связанности и продуктивном взаимодействии разнонаправленных проявлений исторической памяти членов глобального сообщества6 – связанными оказываются не только исходные явления в прошлом, но и их образы в настоящем. Связанными у Л.Д. Гудкова предстают разные аспекты социальной жизни одного общества, по необходимости создающие различные режимы темпоральности и смыслы действия, так что возникает социально значимая задача анализа их «сочетания и последовательных порядков согласования».

Понятия «продуктивное взаимодействие», «согласование», которые являются ключевыми для этого, диалогического по своей природе, подхода, связаны не только с интенцией ученых, но часто – непосредственно с самой ситуацией реальной связанности социальных действий. Такая ситуация взрывает традиционные формы исторического сознания и анализа изнутри. Конечно, познавательный потенциал связанной истории реализуется в разной мере в зависимости от того, происходит ли это имплицитно, под влиянием самой ситуации связанности в прошлом (в условиях ориентации на ценность данной конкретной связи или на вытеснение Иного в условиях господства мышления по противоположности) или эксплицитно, при участии интенции современного исследователя. Играет свою роль и реальная мера связанности. Последствия учета связанности «пучков отношений» поистине революционны. Это инклюзивная модель – в ее рамках исследователь не может выделить в диалоге единственную «правую» сторону, и, как это принято в универсалистской философии истории, выстроить бинарную оппозицию, а тем более дихотомию, обращающую одну из сторон оппозиции в ничто, и тем самым деисторизирующую ее (при помощи понятий «дикость», «варварство», «архаика»). Нельзя найти ту «пустоту», в которую «вливаются» смыслы, транслируемые в ходе трансфера, и на которую распространяется политика «цивилизаторства». Нормы культуры и ситуация взаимодействия культур наделяются, как у Ж. Делеза и Ж. Деррида, равным значением, актуализируются различные «модусы вписания», различение доминирует над противопоставлением, в результате чего единственный образ истории заменяется множественным. Это трансформирует нормы восприятия прошлого, идеал его оптимального, «прегнантного» образа. Он перестает быть целостным, изолированным и превращается в совокупность образов, подобную мозаике или калейдоскопу.

Ниязов Амангазы


Әлеуметтік желілерде бөлісіңіз:

Жазбаға пікір жазуға рұқсат жоқ.


Қарап көріңіз